Тамара Лисицкая, поэтический сборник «Богиня, или Плач домохозяйки»

Плач домохозяйки

Умирать ужасно обидно,

Если все, что ты сделал — щи…

Суетилась… И где? Не видно!

Ни следа, mon cher, не ищи.

Убирала, ждала, варила.

Жизнь потратила на обед.

Двое суток в одни всадила.

Обернулась — а смысла нет.

 

Вон, мужчины открыли гелий

И возглавили НефтеСтрой.

Я бы тоже смогла! Я — гений!

Но была занята свеклой.

 

Не успела вписать ни строчки.

Только в блоге. И то репост.

Мариную свои грибочки

И жалею себя до слез.

 

Наблюдаю с высокой башни,

Как другие вершат дела…

…Все равно умирать не страшно —

Я таких детей родила!

 

Дочки-матери

1

Вспомнить бы, ради чего живу…

Что-то же грело, какие-то планы.

Помню, как спрашивала у мамы: «Ма, я красивая?» —

«Ну-у… »

 

2

Было так сложно тянуть до весны.

Было так трудно терпеть, не отведать…

Невыносимо хотелось любви…

«Ма, что мне делать?» —

«Спи…»

3

Где ты, реальная, прочная твердь?

Самое главное явно не рядом.

Мчаться вперед с оцифровкой снаряда…

«Ма, очень надо…» —

«Едь…»

 

4

И все равно, что никто не смог:

самым ершистым фонтан не заткнули.

Но лишь ленивая тварь не пнула.

«Ма… Обманули…» —

«Ох…»

 

5

Так очевидно, божись — не божись:

Не исчезает все зло с рассветом.

Вдох, перекур и ползешь за советом.

«Ма… Что же это?» —

«Жизнь».

 

6

Вдруг понимаю, что можно и с краю.

Не напрягаясь полсуток и в рань.

Господи, нету любви, я знаю…

«Ма… Умираю…» —

«Встань!»

 

7

Финт перехода в усталое нечто,

битого этим и ждущего то.

Знаю свой диапазон… Не смею…

«Ма… Я старею?» —

«Что?»

 

8

Так не вписаться в системную песню…

Видеть в витринах себя одну…

Всем говорить, что так жить интересней.

«Ма… Для чего все?» —

«Жду… »

 

9

Боже, ну испепели холода…

Эта смешная душа свободна.

Осточертело быть всем угодной.

«Ма, я приеду?» — «Да… »

 

Френдлента

Френдлента — как поле боя

в медово-цветочной бане.

Кошачьи портреты роем

над статусом: «Умираю».

 

От selfie прекрасных леди

в уборных (backstage) ивентов,

до с вежливостью медведя

разодранных оппонентов…

 

От сводок с горящей болью

до детских улыбок нежных

и утренний кофе с солью,

и демотиватор свежий.

 

Гигантской волной выносит

и жемчуг, и гной — все сразу.

Здесь и о молитве просят,

и о комплиментах мясу.

 

Рисуем цветастой пеной

свой образ, такой высокий…

Божественно несравненны.

Божественно одиноки.

 

Венчальная виртуальность

срастила нас общим мозгом.

И это — уже реальность.

И это — уже надолго.

 

Чужие — но все же наши.

В онлайне — и все же дома.

Кто знает, вдруг в этой каше

рождается новый Homo?

 

Мы вместе — в команде Зевсов,

юродствующих прилюдно…

Мой sound, конечно, «love song».

Мой статус: «Я верю в чудо».

 

***

В наследство нашим внукам останутся фейсбуки.

Сто тысяч инстаграммок божественной еды.

«Кем были наши предки? Они творили луки.

Их радовали party. Но иногда — коты».

 

«Мой дед любил Метаксу. А бабушка — Сузуки.

Вот здесь еще на даче. А тут — турецкий рай».

Но вряд ли скоростями мы озадачим внуков, —

Они уже родятся с фамилией Вай Фай.

 

Святые откровенья прочтут на наших майках.

Романтике учиться пойдут в альбом «Мой байк».

Что будут думать внуки о нас?

Возможно, лайкнут.

Хотя к тому моменту введут уже «Не лайк».

 

Богиня

Мои глаза — сияющие стразы.

Мой лоб, как белый мрамор, гладок.

 

Мой Face немного book, немного puzzle,

В нем масса откровений и загадок.

Мой рот подобен розе Брактиата.

Мой смех нежнее мягких пальцев туи.

Мой голос — сладкий перелив заката.

К плечам мои стремятся поцелуи.

 

Теплее бархата мои запястья.

Мои ключицы — линия сонета.

Я — драхма радости. Я — баррель счастья.

Пойду на кухню. Улыбнусь котлетам.

 

Любовь

Боже мой, как ты меня измотал,

Как ты меня измочалил, измучил,

Как ты меня загонял, увьючил.

Как ты меня достал!..

Тебе все равно, тебя время не учит.

Меня тоже не учит —

Влюбляюсь в зверей…

Выкручиваешь из меня сердце

Быстро, ловко,

Со всеми сухожилиями…

Господи, ну убей!

Что тянуть, объясни мне, овце —

Тихо, громко…

Что ты за киношный злодей?

 

От меня уже ничего не осталось…

Все, что осталось —

Обычная функция.

Вялость. Ничтожная малость.

К «Подано кушать» инструкция.

Нужна я такая тебе?

Сомневаюсь.

 

Тебе нужны яркие, золотые,

При этом — чтоб ниже,

Намного ниже,

Безродные, радостные, худые,

Чтоб с ними ты стал

Молодым,

Подвижным.

А со мной ты будешь уже только старше,

Со мной теперь можно только стариться.

И проще сделать из меня фарш,

Чем с этой проблемой справиться.

И ты делаешь из меня фарш,

Медленно, методично.

Варятся,

Кипят отлично

Твой страх старости,

Мой — двуличья.

 

Зачем я все это терплю, Господи?

Зачем не бегу, плюясь и ругая?

Да, без тебя сразу — хоть пропади.

А потом я смогу, я точно знаю.

Я — клевая…

Я прошу у неба — освободи!

Он меня не добивает —

Ты добей любовь мою!

А небо смеется, спокойно кивает —

Живи…

Пока я тебя люблю…

 

Песок

Да, удивительно видеть,

как исчезает любовь.

Тянется, скоро изыдет

каплями боль…

В песок.

Розовой точкой заката,

виденного когда-то,

шипя, растворяется

сок,

тоской заливает висок…

Редкий лесок

мыслей.

Запуталась в нем, плесни мне

и выдай сердца кусок,

изжеванный. Мой.

…Домой…

Единственный шаг, бросок

из этой минуты — река

сквозь годы обиды, мести,

туда, где уже не вместе мы.

Два старика.

 

Романтика

И я, и ты в мясорубку брошены.

На двух работах. На трех работах.

Кружатся дни, истекая в прошлое:

И я в заботах, и ты в заботах.

 

Не факт, что этот пробег замерится:

За подвиг бытнее не считают.

До койки бы доползти… не верится…

Ты помираешь. Я помираю.

 

Смотрю на профиль твой, днем источенный

(А я любуюсь еще порою).

Устали, но не сдались. Мы прочные.

Мы пятижильные. Мы — герои.

 

Конечно, спать. Мы пустые, вялые.

Идите к черту все танцы-свечи…

Но вот такого тебя, усталого,

Люблю сильнее, чем в первый вечер.

 

Не святые

Быть святым почти невозможно.

Не всегда «спасибо» — награда.

Я нащупываю осторожно

эту ткань между «нет» и «надо».

Настоящий Ангел — из ливня

и бездомнее, чем собака…

Кто честнее — холодный схимник

или все отдавший гуляка?

 

Не желая нигде обидеть,

все равно кого-то обижу…

Где б хотелось себя увидеть?

А где чаще я себя вижу?

Где теории отношений:

оговорено, благородно?

Или там, где слезосмешенье?

Где «все сложно», но так свободно?

 

Вот одни о Любви токуют,

не сойдя с вершин полномочий.

А другие грешат, воруя

и сердца и часы у ночи,

но наутро — усталость в ножны

и дерутся за Свет отважно…

Быть святым почти невозможно.

Но, возможно, не это важно.