«Ну невозможно остановить этот удар! Но как-то остановил! Взял!» 07.07.2018 – Опубликовано в: Новости
Отрывок из романа «Оккультоскоп штандартенфрера».
Страница 92.
Леша притворился спящим. Память побрела в день, пять лет назад, когда его школьная команда играла в футбол с ребятами из второй гомельской школы ФЗУ — фабричнозаводской учебы. Фэзэушники, или как их еще называли — фабзайцы, старше на год-два, прокуренные и проматеренные, играли хулиганисто. Почти злобно. И плечом отожмут, и в борьбе врежут по мячу так, что достанется и ногам соперника. А уж пробивали в надежде припечатать до синяка.
Леша стоял на воротах, и его пару раз едва не запихнули в сетку. Может, Пересёлкинмладший и перепугался бы идти на форвардов фабзайцев и бросаться в ноги — выдирать мяч, но футбол он любил, и в игре всегда уходили робость и застенчивость.
По нулям закончился матч, и фабричные потребовали решающей серии пенальти. По пять ударов. Команда школьников «ничьей» радовалась как победе и никаких «пеналей» не желала, но не очень-то поспоришь: каждый подросток в Гомеле знал, что в училищах фабзайцы в тайне от преподавателей вытачивают чугунные кастеты под правый кулак. В драках фэзэушники махались левой рукой, но если не удавалось победить, пускали в ход правую с кастетом.
Первыми бить одиннадцатиметровый заставили школьников. Егор Потапенко, хороший полузащитник и лучший в «Б» классе по истории и литературе, в тот день сыграл провально: через его фланг легко проходили к штрафной зоне соперники. Егор взял разбег метров шесть, но когда побежал, фабзайцы разом загоготали, заулюлюкали, заржали и заблеяли. Да так громко и слаженно, что полузащитник растерялся. Ударил еле-еле.
Один удар из пяти школьники потеряли. От фэзэушников реализовывать фору вышел похожий на грача темноволосый парень. Он один из их команды не матерился, но через поле пробивал так, что мяч летел, как ядро из пушки. Причем бил «грач» и «с лета» и «с хода». Тот же Потапенко всю игру старался убраться с возможного прострела «грача».
«Бить будет на пыр» — это прямо во вратаря, желательно в лицо и с такой силой, что дух вышибет, если зазеваешься. Фэзэушник ударил. Мяч пронесся как метеор. Гола не избежать, но «грач» сам угодил чуть выше, чем надо. Дрогнула перекладина ворот. Леша, если честно, дрогнуть не успел. Те фабзайцы, которые молчаливого «мазилу» побаивались, прикусили языки, но их капитан, парень с лицом, побывавшим во многих драках, ругнулся и влепил ему затрещину. «Грач» развернулся, секунду подумал и ляснул капитану ответку. Они схватились, но не слишком яростно, без готовности драться до кровавых ручьев, и их растащили в стороны другие фэзэушники.
Теперь «пеналь» вновь пробивали школьники. Фабзайцы, конечно, заорали под ногу, но Коля Толкач обманул их вратаря, качнув корпус влево и глазами впялившись туда же, а мяч отправил в правый нижний угол ворот. 1:0. Очень важный гол забил Коля.
От команды ФЗУ второй удар пробивал их капитан. Леха мяч взял. Капитан слишком уж хотел сравнять счет, а фантазией не отличался: не мудрствуя, повторил финт Коли Толкача. Почему-то этого Пересёлкин и ожидал. Прыгнул не в тот угол, куда всем видом указывал бьющий, а в другой, и мяч пришел ему прямо в объятия.
После обмена первой парой одиннадцатиметровых школьники вели, но потом два мяча не забили, а фабзайцы, наоборот, дважды «размочили» Лешины ворота. Оставалось по одному удару, и если школьники забьют, а соперники, допустим, облажаются, то выйдет ничья.
Эх, пробить бы Кольке Толкачу, но один игрок дважды не бьет. Шуляк Степа всегда штрафные бил неплохо. Левый глаз у Степки косил, словно вылезти хотел на нос, и угадать, куда смотрит и куда ударит Шуляк на поле, никому не удавалось, но капитан фэзэушников показал увесистый кулак, и Степка сник. Ссутулился, носом зашмыгал, косить начал обоими глазами и бить не торопился.
— Я пробью! — сказал Леша, и Шуляк сразу же согласился.
Пересёлкин не хитрил. Сколько нашлось сил и везения, столько и вложил в правую «девятку» ворот. Вратарь соперников, долговязый парень, прыгнул и, казалось, вытянулся в полете в полтора раза, но мяч не достал.
Счет сравнялся, но у фэзэушников оставался еще один удар.
— А зараз я улуплю!
И голос капитана фабзайцев, и слова на белорусском заставили Лешу внутренне собраться. По привычке Пересёлкин перевел «зараз улуплю» не прямо на русский, а так, как «зараз» услышал бы тот, кто Тэклиной мовы «не ведае» — не знает. Получилось: «зараз» — один раз, но на всю катушку.
— Ты уже бил! — Леша не боялся капитанского удара, но дважды игрок не бьет.
— А ты вашшшще варатарь и гол закатил! — фабзаец говорил так убежденно, как человек, искренне уверенный: вратарю использовать пенальти запрещено.
Спора с криком, матом и, вероятно, дракой Леша не хотел и подумал: «Пусть бьет. Здолею!»
Дерюга (так соперники называли капитана) мяч на землю не руками положил — бросил и придавил ногой, выверенным движением. Чутьчуть покатал мяч стопой, покусывая нижнюю губу, и начал отходить для разбега. Отходил спиной вперед, мышцами запоминая дорогу, чтобы через несколько секунд побежать, набирая скорость и свист в ушах. Каждый сантиметр важен. Не ошибиться, поставить ногу на то расстояние до мяча, не известное ни одной карте или компасу, которое только опыт викторий на футбольном поле подсказывает. Ударить, как никогда до того не бил. И сильнее, и резче, и непредсказуемее, чем когдалибо прежде, потому как всё в этом ударе для мальчишки: слава или позор, боль или радость. Победа или лицом в грязь.
Дерюга смотрел в правый верхний угол ворот. Туда забил Леша и дал школьникам шанс на ничью. Похоже, капитан противников попробует таким же ударом вернуть своей команде ускользающую победу. Так уже было, когда Колька Толкач вывел школьников вперед. Дерюга повторил маневр в точности.
Пересёлкин пружинисто подсел в коленях для длинного прыжка в угол, куда сам минуту назад забил гол. Фабзаец побежал. Короткими шажками на носках, постепенно увеличивая длину хода и быстроту ног, вымеряя разбег так, чтобы самый стремительный и длинный шаг левой пришелся за мгновение до удара, а правая, «бьющая», нога впечатала мяч на убой. И для победы!
По телу голкипера школьной команды прошел ток мгновенного напряжения мышц, и одновременно тренированные плечи, спина, руки и ноги расслабили мускулы, не нужные для прыжка в футбольных воротах. Вратарь качнулся в угол, куда смотрел Дерюга, и прыгнул. Мышцы пружинисто выстрелили по собственным костям и суставам, и тело, разгибаясь на лету, взлетело вверх и в сторону. Не в ту, куда притворно пялился Дерюга. В последнее мгновение интуиция подсказала: атакующий делает вид, что опять повторит успешный удар соперников, а сам отправит мяч влево от себя…
Ну невозможно остановить тот удар! Но как-то остановил! Взял!
После Леша пробовал повторить прыжок — ни разу не получилось. Не долетал. Просил приятелей бить специально с одиннадцати метров в левый верхний, но допрыгнуть от середины ворот до угла больше не смог.
Игра закончилась при счете 2:2, и пацаны из училища, следуя своей репутации, должны были устроить потасовку. Школьники приуныли. И Пересёлкин вспомнил пару-тройку историй о жутких драках фэзэушников. Капитан их, Алесь Дерюгович, подошел и пригрозил:
— Пабачымся!
«Увидимся», значит, порусски. Простое и чаще доброе слово, но Дерюга выговорил, как будто сказать хотел: пособачимся и бока намну.
Драки не случилось. Видимо, на футбол фабзайцы кастетов и раскладных финских ножей не захватили. Или, может, школьников за соперников не считали. Поговаривали, что фэзэушники дважды «махались» с курсантами летного училища, а те и школьников, и учащихся ФЗУ старше. Сами фэзэушники хвастались, что один раз летчиков «отмудохали» — на танцах в парке. Впрочем, знающие люди (пацаны из первой школы ФЗУ — главные враги второй) говорили, что четверо курсантов-летчиков в тот вечер вовсе и не отхватили от фабзайцев, которых набежало дюжины две.
Любопытные интересовались про кастеты, а знающие объясняли недотепам, что фэзэушники из второй тоже не дураки, понимали: достанут кастеты, так летчики ремни с металлическими пряжками снимут и звездами на пряжках вломят — мама не узнает. На кулаках бились, и сталинские соколы «не збеглi» — не убежали, хоть врагов насело, как беляков на наших в гражданскую.
Полжизни! Нет, всю оставшуюся жизнь Леша отдал бы, чтоб хотя бы еще раз сыграть в футбол. С этой мыслью он и уснул.